Новости – Общество
Общество
Род волков
Цыганки у себя дома в поселке Камский / Полина Малаева
Пермские цыгане переезжают в Молдавию
25 сентября, 2014 18:50
13 мин
Род Волка может навсегда покинуть Пермь и вернуться в Молдавию, откуда перебрался в Россию еще в 1930-е годы. Род Волка — это не прозвище и не выдумка, а имя самой настоящей группы цыган, которые живут в Перми. И чьи дома недавно были снесены по решению суда. Ромалы считают, что городские власти хотят избавиться от них, поэтому после зимовки табор собирается вернуться на историческую родину.
О том, что в Перми живут настоящие молдавские цыгане, горожане узнали после того, как судебные приставы начали сносить их дома в поселке Камский. Происходило это ночью, с привлечением ОМОНа. Городские власти утверждают, что цыганские дома — самострой. Возведены нелегально, а потому подлежат уничтожению. Сейчас из 30 домов 22 уже разрушены, еще один сгорел. Около 500 человек, примерно половина из которых — дети, живут в семи оставшихся домах.
Нельзя сказать, что цыгане жили на виду у всех. Табор даже по пермским меркам находится далеко. Чтобы попасть на улицу Химиков нужно проехать несколько лесных массивов — цыганский поселок обнаружится в одном из этих лесов. Свои дома ромалы действительно построили сами из подручных материалов несколько лет назад. Противостояние самоселов с муниципалитетом идет уже ни один год. В 2009 году администрация Орджоникидзевского района заключила мировое соглашение с братом цыганского барона Михаилом Фрунковым. Фрунков обязался снести построенные самовольно дома тем же летом, но и дома и люди остались на месте. Администрация предоставила цыганам отсрочку до ноября 2011 года, но табор продолжал стоять. Этой осенью чиновники с судебным решением о сносе домов и в союзе с приставами перешли в наступление. Цыгане снова просили дать им время хотя бы до апреля-мая, чтобы была возможность переехать в теплое время года. Но и этого они не сделали. Вечером 8 сентября в табор приехала строительная техника в сопровождении ОМОНа и до глубокой ночи сносила дома.
Сам табор уцелел. Сейчас он живет той же жизнью, что и все последние годы. Просто число домов в поселке кардинально сократилось. Цыгане охотно разговаривают с журналистами, привыкли. Приезжаешь к ним, и они тут же организуют что-то вроде митинга. Участвуют в нем в основном женщины. Жаловаться начинают всей толпой — с непривычки понять что-то не получается.
– У нас дома снесли вместе с вещами! Дети пошли в школу только сегодня, причем без вещей, без книжек, — говорит цыганка Надя. — Приехали омоновцы с автоматами. [Глава Орджоникидзевского района Лидия] Королёва приехала ночью. Стояла в красном пальто и на меня смотрела. Она даже ОМОНу говорила: «Если кто-нибудь будет лезть на трактор — стреляйте в воздух». А омоновцы, милая ты моя, все в бронежилетах, масках, с автоматами — ужас! Дети перепугались, потерялся ребенок, ему четыре годика. Хорошо, что собаки наши были, не укусили его, и побежали с факелами искать его. Нашли, слава богу. Сейчас в одном доме по четыре семьи живет. В каждой семье по пять детей. Мы всех собрали. Накормили, спать положили, но надо делать помощь. Наши дети в школе учатся, а все портфели и ручки в сломанных домах остались. Мы все дома оставили, пусть Королёва хоть съест это все!
Женщины спрашивают, помогут ли им теперь. Отвечаю, что помочь обещала Уполномоченный по правам человека Татьяна Марголина. Она договорилась с территориальным управлением Министерства социального развития об оказании цыганским семьям необходимой помощи. Кроме того, попросила у властей предоставить им временный приют.
– А вы знаете, Полина, я эти слова впервые слышу от вас, хотя про эту женщину слышала, — говорит цыганка Надя.
– Пускай делает, мы благодарим ее. Мне сказали, что она что-то делать хочет, — говорит подруга Нади Маруся. — Марголина, дай бог ей счастья и здоровья, взяла бы обувь, одежду, учебники детям, мы и тому бы рады. Мы благодарим ее, она добрая, хорошая.
– А Королёва — нет, — перебивает Надя. — Надо было это все летом делать, а не зимой. Ну она же женщина! Она же чувствовать должна.
Я напоминаю, что их не один раз предупреждали, что будут сносить дома.
– Да, она [Королёва] работает по закону, я не спорю, — говорит Надя. — Мы тоже нарушили закон. Мы ведь и себя виним. Но мы ведь попросили пожить до лета. Она не дала нам до лета? Но зимой-то куда пойдешь? Нас 500 человек, 250 детей маленьких. Она говорит: детей — в приют, а женщин — давайте всех на вокзал, пусть они там гадают, воруют — это не мои проблемы. Пусть, говорит, что хотят, то и делают. Как это «что хотят, то творят»? Там надо грабить, убивать, гадать, да? Так ведь мы уже не ходим гадать, раньше ходили, было дело. А сейчас за гадание судимость по два, по три года обещают. Мы боимся! Целый день плачем и ревем. Обидно до слез! Зачем она так сделала?
– Бездушная она, — резюмирует Маруся.
Цыганки замечают, что я замерзла, и зовут зайти в дом. Внутри — чисто, аккуратно, мебели мало. Вслед за нами заходит стайка детей. Голубоглазая девочка с русыми волосами берет на руки котенка. Вообще светловолосые цыгане не такая уж и редкость, но в таборе утверждают, что это дочка усыновленного много лет назад русского мальчика. За малышами приглядывает сноха Нади Ирина. Цыганки закуривают и угощают сигаретой меня.
– Мы здесь живем уже восемь лет, до этого жили на Январском, — рассказывает Надя историю табора. — У нас там дома были, все как надо. Сюда мы приехали, потому что начальник здешнего завода предложил: приезжайте сюда, платите мне денежки и живите, сколько хотите. Мы ему поверили. Думали, человек такой хороший, на джипе катается, деловой. Такой большой мужик. Думали, раз он большой, то и совесть у него большая. А он, оказывается, барахло. Говорил нам: потихоньку стройтесь. Мы и строились. Две недели тому он у нас попросил денежки, мы ему собрали 350 тысяч рублей. А потом пришли ломать, а он говорит: «А я тут не причем!» Мы ему: «А деньги?» А он: «А вы мне ничего не давали, у вас нет никаких документов!» Ну так же нечестно!
Имя «большого мужика» цыганки вспомнить не могут: переговоры с ним вел барон табора. Встретиться с ним у меня не получается — телефон отключен, а цыгане говорят, что барон очень занят. Правда удалось поговорить с его братом и, так сказать, заместителем по делам табора Михаилом Фрунковым. Он сказал, что разговоры насчет земли действительно вел сам барон. И имя лэндлорда, с которым общался брат, не знает. Цыгане твердо верят в неофициальное земельное соглашение с директором завода, хотя не могут даже точно сказать, как называется предприятие, а их в округе много.
Если пройтись по табору и порасспрашивать, выяснится что, речь идет о «Заводе масел». Там ни о каких арендных отношениях с цыганами не слышали. Официальный комментарий гласит, что участок, на котором живет табор, не находится в собственности завода. То же самое говорят и цыганам: они недавно ходили на завод выяснять, куда же делись их деньги. По словам обитателей табора, им ответили, что никаких денег за землю они никогда не получали. После этого в таборе даже случился небольшой раскол: часть цыган стала подозревать, что собранные общиной деньги присвоил сам барон. У его дома видели новую машину.
В администрации Перми вносят ясность по поводу официального статуса земельного участка — он находится в собственности муниципалитета, и никаких планов застройке этой земли у городских властей нет. Уцелевшие после недавнего сноса дома останутся, как минимум, до лета 2015 года. Они появились в течение тех пяти лет, пока шли процедуры по признанию незаконными первых построек поселка, и пока администрация района не подавала иск об их сносе. Тем не менее, табор обеспокоен: среди цыган ходят слухи, что в поселок скоро снова нагрянет строительная техника. Цыганам как будто об этом сказал один из рабочих, убиравших остатки уже снесенного жилья. В мэрии слухи опровергают.
Чиновники указывают: цыганам есть куда перебраться. Трем многодетным семьям поселка город выделил земельные участки, равно как и цыганским семьям из других поселков (четырем семьям из Январского и 13 из Чапаевского).
– Неправда это, — говорит брат барона Михаил Фрунков. — Выделили двум нашим семьям землю в деревне Большая Мось, но там нет ни дороги, ни электричества, ни воды. Как они должны переезжать туда осенью, когда начинаются холода?
Даже если земля выделена, у цыган есть одна веская причина жить на прежнем месте, пусть даже и в тесноте. Они не хотят разрушать свою общину: табор — единственный представитель рода Волка в России.
– Есть и другие родовые таборы, — говорит этнолог Александр Черных. — Например, род Тыквы, род Помидора. Как правило, цыгана, приезжающего в другой город и оказавшегося в таборе молдавских цыган, спрашивают, к какому роду он принадлежит и кто его предки. Цыгане из рода Волка считают Пермь родным городом, и другие молдавские цыгане знают, что представители этого рода в большинстве своем проживают у нас.
Впрочем, скоро рувони (от румынского «рув» — волк) могут навсегда покинуть родину.
– Мы перезимуем и летом 2015 года будем перебираться в Молдавию, раз отсюда нас выгоняют, — говорит Михаил Фрунков.
По случаю гостей женщины табора накрывают на стол. Передо мной ставят чай с кусочками яблока, булочки, печенье. Спрашиваю, а чем они и их соседи зарабатывают на жизнь. Надя терпеливо объясняет (ну или даже оправдывается):
– Наркотиками мы не занимаемся. Милиция знает об этом, она добрая, хорошая. Мы обычный народ. Наши ребята делают крыши, фундаменты, заборы. Металлолом собирают. У меня машина «Газель» есть. Такого, как раньше, чтобы воровали коней, такого нет. И коней нет у нас, машины свои. Мы свой кусок хлеба кушаем и живем спокойно. Смотрите, мы живем нормально, смотрите, машины новые. В кредит брали. Мы обычный народ. Это не ворованное, это заработано честным трудом. Никакого хулиганства у нас нет. Наши ребята по дискотекам не ходят. Захотят пива попить — идут в дом, включают магнитофон и сидят.
Уточняю, не было ли у представителей табора конфликтов с русскими жителями микрорайона. Женщины уверяют, что на «Чапайке» все живут мирно, русские часто приходят к цыганам в гости, пьют пиво. По словам собеседниц, когда бульдозеры снесли цыганские дома, русские тут же предложили помощь.
– Деньги наши парни не взяли, стыдно. А продукты брали, — говорит Надя.
Позже от местной молодежи я узнала: конфликт в поселке все же был. На 9 мая в этом году произошла серьезная драка. Причем, русских было больше, но погрома в таборе не было. «Наши предки защитили нас, — объяснил один парень из цыган. — Вы поищите в интернете, там видео этой драки есть». Найти этот ролик в сети мне не удалось. А в пресс-службе полиции сказали, что 9 мая 2014 года в Перми не зафиксировано никаких столкновений. Что, конечно, не означает, что их не было. С этим не спорят даже в полиции. «Протокол составляется только в том случае, если кто-то обращался в полицию или за медицинской помощью, — говорит официальный представитель краевого ГУ МВД Татьяна Асанова. — Возможно, стороны конфликта обошлись без этого».
Я расспрашиваю про быт.
– Посмотрите на девочек — все в чистеньком, — гордится Надя. — Вот я грязная, по-вашему? Вчера взяли большую корыту и весь день стирали. Мы, цыгане, чистоту любим. Нам дома сломали, а мы стираем.
Действительно, и женщины, и девочки табора одеты чисто, в национальные костюмы. Руки тоже чистые, ногти аккуратные. Некоторые жалуются, что из-за холода вынуждены ходить с грязными волосами, при этом головы у них покрыты платками. Говорят, сейчас уже мало кто помнит, какова жизнь в кибитках.
– Надоело ехать, — говорит Надя. — И детей учить надо. Надо, чтобы ребенок был грамотным. Сейчас дети умные стали, они учатся, работают, а раньше безграмотные были. Вот у меня сотовый телефон есть — значит, я грамотная? Мы на одном месте хотим жить.
Цыганки рассказывают, что родились в Советском союзе. Надя — в Краснодаре, Маруся — в Томске. Всю жизнь они прожили в России, и, конечно, имеют паспорта. А кроме них — и решающий в нашей стране аргумент в спорах о праве считаться полноценным членом общества:
– Во время войны наш народ тоже воевал. Мой дед в гражданскую воевал, отец — в Отечественную, — говорит Надя. — И он пошел добровольно! Он дошел до Бреста! Короче, мой отец воевал за Россию.
Даже традиционная цыганская музыкальность, если верить Наде, в таборе претерпела русское влияние.
– У нас ребята играют на гитаре, на аккордеоне. Мама моя пела песни Зыкиной. Мы все эти песни знаем, сядем за стол и поем «Оренбургский платок», «Рябина кудрявая», потом цыганские песни. Сноха моя Иринка поет хорошо, но ей стыдно петь. Все время с ней ругаюсь: бери, говорю, микрофон, пой, а она стесняется.
Ирина, которая сидит тут же в доме, действительно, смущается и краснеет. Она начинает хлопотать по хозяйству.
– Сейчас я буду стелить детям, — говорит она. — Нас тут восемь взрослых и 25 детей в моем доме живут.
Нужно уходить, хотя хозяева не торопят:
– Вы не бойтесь, чай пейте. У нас там ничего такого нет, мы ж не маньяки какие. Маньяки – это те, кто наши дома сносит.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
