Многие пострадали из-за фантастики

Переводчик Александр Грузберг / bvi.rusf.ru

Пермский лингвист Александр Грузберг, которому россияне обязаны переводом книг Толкина, рассказывает про хипстеров, самиздат и Гендальфа

Полина Малаева

23 октября, 2014 19:00

14 мин

Недавно у Перми появился новый символ — радужный медведь. Раньше роль символа выполняла буква «П». Город постоянно ищет свою идентичность, в ход идет то Заратустра, то Пермский «звериный стиль», то балет. В этот же ряд мог бы стать хоббит Фродо или гном Гимли. Эти герои Толкина впервые заговорили по-русски именно в нашем городе. Автор первого перевода «Властелина колец» на русский язык Александр Грузберг рассказал «Русской планете», каково было подпольно открывать советским гражданам мир Средиземья.

– Сейчас в условиях взлета патриотических настроений власти начали уделять много внимания русскому языку. Звучала даже такая инициатива: сократить преподавание иностранных языков в угоду русскому. Как вы к этому относитесь?

– Отрицательно. Потому что современному человеку совершенно необходимо знать хотя бы один иностранный язык, иначе он несовременный человек. А если мы его ограничим русским языком, мы еще больше изолируемся от мира, ограничим себя. А это неправильно.

История русской культуры показывает, что борьба сторонников чистого русского языка и исключения из него всего иностранного и сторонников того, чтобы были иностранные слова, была всегда. И всегда это было связано с политической борьбой. Пушкин был за то, чтобы были иностранные слова, а адмирал Шишков был против. И были попытки запретить использование иностранных слов. Павел I считал, что, если запретить своим подданным произносить слово «революция», то революции не будет. Не помогло. Это совершенно бесперспективно: борьба с иностранными словами. Попытки ограничить язык от проникновения других элементов бесполезны. Это явление есть во всех языках.

– Многие считают, что обилие заимствованных слов засоряет язык. Сейчас появилось много американизмов: хипстер, митбол, гуглить, селфи и т.д.

– А вы попробуйте их заменить! История показывает, что языку — любому, не только русскому — гораздо проще при знакомстве с новым явлением заимствовать чужое слово, чем выдумать свое. Человеку удобнее действовать по шаблону. Это характерно для всех. Даль говорил: нам не нужно слово «атмосфера», оно чужое, давайте заменим его словом «колоземица». Ничего не вышло. И сейчас ничего не выйдет. Как бы ни боролись, как бы ни запрещали. Американское кино могут запретить, но не поможет. Особенно при современном уровне развития информации. Запрещают в одном месте, а оно пролезает в другом.

– А как с иностранным языком в образовании?

– Как всегда, плохо. Преподавать язык нужно путем погружения. Нужно, чтобы вокруг тебя говорили на иностранном языке и чтобы ты был вынужден говорить на иностранном языке — это самый действенный способ, но у нас он не используется. В других странах, например, отправляют за границу. Но это не обязательно. Можно собрать кружок людей, которые во время встреч говорили бы исключительно на иностранном языке. Я знаю, что были такие кружки английского, но они предназначены только для одного: выучить язык и уехать за границу. Те, кто хочет работать в России, плохо владеют разговорным английским. Я, кстати, плохо владею разговорной речью. Почти не владею. Я свободно читаю любой текст, но, когда мне нужно говорить с иностранцем, я прошу его говорить медленнее. И сам говорю с трудом.

– Но у вас ведь наверняка огромный словарный запас.

– Словарный запас очень большой. Я вижу написанное слово — и сразу его узнаю. А вот вспомнить, как оно произносится, мне трудно. У меня одностороннее знание языка, несмотря на то, что я читаю любой текст без затруднений.

– Изучение иностранных языков в СССР отличалось от изучения в современной России?

– В сущности, это было так же, как и сейчас. Все изучали иностранный язык, и никто его не знал. Неправильно было поставлено само обучение. Два-три часа в неделю в школе, потом так же в вузе, получаешь свою пятерку и ничего не знаешь.

– Но ведь вы же с такой системой образования смогли целый стенд иностранной литературы перевести.

– Э, нет, это совсем другое дело. Я закончил вуз на общем уровне — пятерка по иностранному языку, а знаний практически нет. Потом мне нужно было сдавать кандидатский минимум опять же по иностранному языку. Я прочитал книжку на английском и сдал экзамен, по-прежнему языка я не знал. По-настоящему не знал. Но я очень любил фантастику — это меня и погубило. В 1971 году моя жена съездила за границу и привезла мне в подарок две фантастические книги на английском языке — роман Хайнлайна «Туннель в небе» и роман Кларка «Лунная пыль». Я смотрел на эти книги, на обложке были красивые иллюстрации, а я не понимал, о чем они. Я злился, понимая, что это хорошие книги, но я не могу их прочитать. В итоге я начал их читать с помощью словаря и постепенно втянулся. Поначалу я пытался ухватить содержание — просматривал текст, а значение непонятных слов понимал по контексту. Но потом это перестало меня удовлетворять, и я стал читать глубже. И однажды один из моих знакомых, тоже любитель фантастики, сказал: «А почему бы тебе не перевести книгу, чтобы мы все почитали?» И дал мне роман Берроуза «Земля, забытая временем». Ну, я взялся за перевод, работал над ним полгода. Мне даже страшно подумать, какие ошибки я там допустил! Тем не менее книгу я перевел, написал перевод от руки и отдал его. Я не знал тогда, что этот мой знакомый печатает на машинке переводы и распространяет самиздат. Он мне принес еще одну книгу, я ее перевел. Так постепенно втянулся, и мне понравилось переводить. И так я стал переводить книги одну за другой. И так я переводил почти 20 лет, не думая, что мой перевод может быть издан. Вообще тогда это было невозможно, потому что профессиональных переводчиков было немного, это был особый отдел Союза писателей, и это была очень замкнутая корпорация. Получить заказ на перевод было практически невозможно. Это я сейчас знаю, а тогда я об этом не думал.

За 20 лет у меня накопилась огромная пачка рукописей. Я их не скрывал, давал читать друзьям и знакомым. Много мальчиков и девочек приходили ко мне и читали эти книжки. Когда в 90-м году отменили цензуру, ребята объединились и создали издательство «Стрелец». Оно довольно быстро разорилось. Они подошли ко мне и предложили издать мои переводы. Я отказался, но они меня уговорили. Был напечатан первый перевод, и я стал издаваться. Потом об этом узнали в других городах — и пошло-поехало.

– Не могу не спросить про перевод Толкина. Считается, что ваш перевод не только самый первый в России, но и самый точный.

– Про точный не знаю, но говорят, что самый близкий по духу. По крайней мере, так считает профессор университета штата Индиана Марк Хукер. Он писал об этом в книге «Толкин русскими глазами». У Толкина были очень строгие требования к переводчикам, я о них не знал, но получилось так, что выполнил. В частности, в передаче имен героев. Толкин не хотел, чтобы в переводах появлялся Бродяжник, например (я имею в виду Арагорна). Он даже однажды судился с шведским издательством, которое нарушило его требования.

Когда я начал переводить Толкина, я ничего о нем не знал. И никто в нашей стране не знал. Это был 1976 год. Толкин умер в 1973-м. Самое сложное было найти оригинал. Я часто бывал в Москве, работал в библиотеке, часто ходил в библиотеку иностранной литературы и заказывал там книги из раздела фантастики. Если мне что-то казалось интересным, я заказывал фотокопии. Это стоило довольно дорого, но чего не сделаешь ради увлечения. И вот однажды я нашел трехтомник «Властелин колец». Это было первое прижизненное издание Толкина. С первой же страницы я понял, что это было что-то очень большое, что-то очень интересное. Я заказал эту пленку и потом целый год переводил. Замечательное занятие! Там действительно очень богатый словарный запас, есть много слов, которые приходилось долго искать в словаре. Но мне это нравилось. Я переводил Толкина для дочери и сына — они были первыми читателями. Я понимал, что это очень хорошая литература, и перевел для них. Они были очень увлечены. Потом мой перевод ушел в самиздат, был очень распространен. Я потом много раз встречал переплетенные напечатанные на машинке книжечки. Люди не знали, что это мой перевод, и я им не говорил. Но так получилось, что многие люди, которые познакомились с Толкином в 70-е-80-е годы, узнали его по моему переводу. Поэтому я часто слышу, что читатели не могут перейти на другие переводы — это очень трудно. Сейчас распространено издание книг за свой счет очень маленьким тиражом, 20-30 экземпляров. Есть люди, которые выпускают таким образом фантастику. Один из них мне написал, что к нему обратились любители Толкина с жалобой, что не могут найти мой перевод. Перевод действительно выходил 10 лет назад в екатеринбургском издательстве «У-Фактория» и с тех пор не издавался. Он решил переиздать. Я не возражал, отправил тексты. Вышел том, куда вошли «Хоббит» и «Сильмарилион». Тираж 30 экземпляров. Скоро должен выйти еще один том.

– А вы читали переводы ваших коллег?

– Я смотрел другие переводы Толкина. Но я не могу их судить. Мне не нравится, как там передаются реалии, имена и т.д. Мне не нравится, когда Голума называют Горлумом. Зачем нужна эта буква «р», если ее нет у автора? Понимаете, есть определенная традиция. Вот вы говорите «Толкиен», а он на самом деле «Толкин». Он сам так произносил свою фамилию. Я знаком с женщиной, которая с ним работала в университете. Это Карен Хьюит, она часто приезжала в Пермь, и она мне говорила, как правильно произносить его фамилию. Но у нас сложилась традиция произносить «Толкиен», и с этим очень трудно бороться. Когда перевели «Гэндальф» — это было неправильно, не по-толкиновски. Согласно его примечаниям, в эльфийских словах конечный звонкий согласный не оглушается, поэтому произносить и писать нужно «Гэндалв». Нам это трудно произнести, потому что в русском языке конечные звонкие согласные обязательно оглушаются, но в эльфийском — по-другому. И в книге есть много такого. Я пытался этому следовать, это не всегда получалось, но кое-что все-таки сделал.

– Хотелось бы вспомнить про эльфийский язык, который присутствует в книгах Толкина. Вы не пытались его освоить?

– Я по специальности все-таки лингвист. И я видел, что там есть система языка, даже не одного, а нескольких языков. Очень сложная и очень последовательная система. Там есть приложение к роману, которое не всегда издают — о языках. Я пытался следовать указаниям Толкина, чтобы понять эту логику. Он придумал эльфийский на основе кельтских языков. Вообще он тщательно разрабатывал грамматику, в этом смысле он непревзойденный автор. Так нарисовать вымышленный мир, как Толкин, больше никто не смог.

– А насколько переводчик свободен в своей деятельности?

– Это интересный вопрос. Когда я переводил «в стол» и для самиздата, я был абсолютно безответственным переводчиком. Если мне не нравилось, как написал автор, я мог написать по-своему. Есть такой автор-фантаст Андерсен. Мне у него кое-что не нравилось — в отдельных сценах, характеристиках героев — я написал по-своему. Но я же ни перед кем не отчитывался, думал, что в широкую аудиторию это не пойдет. С Толкином так не получилось, хотя моя история его переводов тоже относится к «самиздатовскому» периоду. Но я сразу понял, что это большая литература, и тут нужно относиться очень серьезно, поэтому я не позволял себе никаких отступлений. Ну а когда стал работать для издательств, там уже другое дело. Я считаю, что переводчик не самостоятелен. Он зависит от автора. Переводчик должен постараться передать то, что хотел сказать автор. У него не должно быть своего стиля. Конечно, есть примеры, когда переводчик что-то меняет. И, если это великий переводчик, то у него получается новое произведение. Например, есть такое стихотворение Лермонтова «На севере диком стоит одиноко на горной вершине сосна». Это перевод Гейне. Но у Гейне на севере стоит дуб, а на юге пальма. Дуб мечтает о пальме, стихотворение относится к любовной лирике. Лермонтов сделал одну маленькую замену — дуб заменил на сосну. В итоге стихотворение получилось об одиночестве. В итоге вместо перевода получается самостоятельное произведение на другую тему. Но это очень редко встречается и только в случае с великими писателями.

– Скорее с поэтами, с прозой, наверное, так не получится? Кстати, а вы сами не пробовали переводить стихи? У того же Толкина их много встречается в произведениях.

– Я никогда не переводил стихи. Нет у меня стихотворного таланта. Когда я переводил Толкина, моей дочери это так понравилось, что она перевела стихи. Ее перевод выходил на диске. Она неплохо это сделала, но в издание с моим переводом они не вошли.

– Вы много говорили про самиздат. Не страшно было заниматься им в советские годы?

– Я этим делом занимался примерно с 1972 года по 1982-й. Потом одного моего знакомого задержали с самиздатом и начали раздувать это дело. Здесь, в Перми. И меня представители органов спросили: а по какому праву вы переводите? Я ответил: а разве нужно какое-то право, чтобы переводить? Мне ответили: у нас на все нужно разрешение. Они намекнули мне, что, если я не хочу неприятностей, то лучше не переводить. И, главное, не отдавать в самиздат. И я в течение нескольких лет прекратил свою работу. Уже потом, когда появилась возможность, я вернулся к этому делу. Но в советские годы это действительно было очень опасно. Многие люди пострадали именно из-за фантастики. Одного моего знакомого собирались из партии исключить за увлечение самиздатом, но обошлось. В Перми вообще было довольно мягко с этим, а в других городах было сложнее — могли и с работы выгнать. Конечно, время было довольно вегетарианское, в лагерь никого не отправляли.

– Ну и фантастика — это все-таки не «Ахипелаг ГУЛАГ»

– Да, но к фантастике всегда относились очень настороженно. Было два жанра, к которым цензура проявляла особый интерес: это фантастика и исторический роман. Я спросил у одного специалиста центра, почему. Он ответил: «Ну как вы не понимаете! Там же всегда можно истолковать по-своему, всегда можно увидеть второй пласт». Вспомните Стругацких — это ведь фантастика, но про нас написано, поэтому их и любили. Того же «Властелина колец» пытались подвести под политическую повестку: мол, борьба Запада с Востоком, силы зла идут под красными знаменами, но сам Толкин это отрицал.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе