Соединенные штаты России. Чёрмоз

Фото: Иван Козлов

Как жил бы Пермский край, если бы его столица находилась не в самом крупном городе региона, а в том, что ближе всего к географическому центру Прикамья

Иван Козлов

2 сентября, 2014 10:09

11 мин

Посмотрите список столиц штатов США. Там почти нет известных названий. Политическими центрами регионов Америки в большинстве своем являются не самые развитые экономически и даже не самые населенные города штатов, а те, что расположены ближе всего к географическому центру штата. Так рекомендовал выбирать столицу местным властям Джеймс Мэдисон, один из отцов-основателей Северо-американской республики. «Русская планета» в своих заметках «Соединенные штаты России» — смеси путевых заметок и альтернативной истории — смотрит на родину, ее людей и форпосты власти чужими, закоеанскими глазами. Исследование начинается с Прикамья, в сердце которого расположен небольшой город Чёрмоз.

Первое (и на протяжении долгого времени единственное), что бросается в глаза в Чёрмозе — сумасшедшее количество зелени. Городок буквально утопает в ней, это не банальная метафора: слово «утопает» для этого описания подходит очень хорошо, в этом слове есть оттенок катастрофического. Чёрмоз не просто мирно зеленеет, но как будто бы проигрывает битву буйной растительности, поглощающей все новые дома, развалины и улицы. И, похоже, не особенно активно сопротивляется.

Создается впечатление, что городок равнодушно вверил свою судьбу естественному ходу вещей, так и не оправившись после травмы пятьдесят шестого года. В том году часть Чёрмоза (в том числе исторический центр и металлургический завод, при котором он, собственно, и появился) ушел под воду — построили КамГЭС, Камское водохранилище разлилось, старая жизнь осталась на дне. С тех пор население городка стало неумолимо сокращаться, сегодня число жителей Чёрмоза не дотягивает и до четырех тысяч.

За последние пятьдесят лет жизнь в Чёрмозе пытались как-то реанимировать, создавали новые промышленные предприятия. Но ничего не получилось. Городок так и не вышел из полусонного состояния, а его население по-прежнему тает. Наверное, если что и могло бы вернуть его к жизни, то какой-нибудь достаточно радикальный и даже в чем-то утопический проект. Такой, например, как перенос сюда столицы Пермского края.

Тем более что кое-какие столичные задатки у городка есть. Во всяком случае, современные урбанисты были бы от Чермоза в восторге. Помимо упомянутой экологичности (это же основы брендинга городов — зеленое запустение нужно называть «экологичностью») в Чёрмозе процветает культ велосипедного транспорта. Разве что велодорожек в поселении нет. Во-первых, их по большей части не на что наносить. Во-вторых, велосипедистов почти не от кого отгораживать: автомобили не составляют им конкуренцию на дорогах.

Приметных объектов в Чёрмозе немного (современный урбанист сказал бы, что здесь правит благородный минимализм). Действующих церквей всего две — и это в городе с трехсотлетней историей. Одна из них была открыта в пятидесятые годы внутри деревенской избы. И, кроме торчащей из крыши импровизированной колокольни с глиняными колоколами, ничего примечательного в ней нет. Другое дело — храм Рождества Пресвятой Богородицы, который и является главной достопримечательностью Чёрмоза. Точнее, примечателен даже не столько сам храм, сколько куранты и лунный календарь на его фасаде. Чёрмозяне страшно ими гордятся и рассказывают всем, что куранты появились здесь на три года раньше, чем на Спасской башне (тут любой порядочный бренд-менеджер резюмирует: «Чёрмоз навсегда опередил Москву»), а лунный календарь и вовсе единственный на всю страну. Самое поразительное во всем этом то, что и часы, и лунный календарь, почти две сотни лет назад изобретенные крепостным крестьянином, исправно работают, показывают верное время. Хотя по их внешнему виду это предположить нелегко.

С внешним видом достопримечательности вообще беда. В двухтысячных годах храм начали ремонтировать — отреставрировали половину фасада и одно крыло, в котором сейчас проводятся службы. В центральной части возвели строительные леса. А потом все закончилось. Уже несколько лет леса так и стоят, перегородив центр храма и закрыв от посторонних глаз потолочную фреску «Успение пресвятой богородицы».

– Сфотографируйте, пожалуйста, нашу фреску, — просит старушка-свечница, — она осыплется окончательно, пока у нас тут ремонт продолжат. Пусть хоть на фотографиях останется. Потом, глядишь, и восстановим.

В соседнем крыле аналогичная фреска разрушилась уже почти полностью — в храме не выдерживался температурный режим, и она отсырела.

– Спасибо, что разрешили, — говорю я на всякий случай, — иногда снимать в храмах не дают.

– Так ведь воруют. Зайдут сначала, вроде как фотографировать, а потом вернутся и своруют что-нибудь. У нас год назад вынесли икону огромную, метр на полтора. Просто молодой человек зашел, снял ее и вышел.

Свечница включает прожектор, и по мере того, как он разгорается, в темноте под потолком проявляется Богородица, заслоненная строительными лесами. На фреске у нее удивительно красивое лицо, будто ее рисовали современные аниматоры.

На двери храма, помимо расписания богослужений, прикреплено эмоциональное объявление: «Чёрмозяне!!! Если вы хотите сохранить больницу — пройдите, пожалуйста, диспансеризацию». Видимо, интерес к своему здоровью и больнице жители проявляют не очень большой, поэтому на диспансеризацию их приходится уговаривать. «Ничего страшного с вами делать не будут!!!» — кричит объявление.

Маркетинг в несбывшейся столице вообще достаточно агрессивный, особенно для такого сонного городка. Здесь обнаружился, к примеру, магазин «Хочешь меня?». Непосредственно под табличкой «Хочешь меня?» — квадратное окошечко, из которого периодически высовывается объемная женщина в синем фартуке и курит.

По соседству с провокационным магазином — желто-синий ларек под названием «Ветта».

– Вы чего у нас снимаете тут? Можно поинтересоваться? — появляется из недр ларька продавщица.

– У вас просто название как у одной пермской телекомпании. Показалось забавным.

– А вы телевизор поменьше смотрите, — грозно советует женщина, — там дрянь сейчас только одна, всякая дрянь. Вчера прогноз передавали, обещали по Пермскому краю грозу, и что, и где? Покупателей вообще нынче нет, — вдруг грустно добавляет она.

– Может, вам ларек перекрасить?

Женщина не любит телевизор и, видимо, поэтому не понимает шутку. Я ей втайне завидую.

Если жители Чёрмоза и не особо в курсе актуальной новостной повестки, то от современных тенденций в искусстве стараются не отставать. Здесь есть даже свой паблик-арт — причем именно такой, какой должен быть в городе с претензией на столичность. Такой, по которому черта с два сразу поймешь, что это и зачем.

Паблик-арт в Чёрмозе явлен в виде трехчастной композиции, установленной у фасада Краеведческого музея. Первая ее часть — маленький металлический якорь посреди металлических же волн. Вторая — изогнутая арка из тонкой арматуры. И третья — огромный медный раструб на подпорке. Никаких пояснительных надписей около композиции обнаружить не удается. Единственная надпись нанесена прямо на раструб, но она не помогает делу, потому что написано неприличное.

В самом музее я замечаю еще одно модное веяние, которое вполне отвечало бы статусу Чёрмоза как интеллектуального центра. Вход в музей осуществляется по модной системе «Заплати, сколько сможешь». Вместо скучной процедуры продажи билета мне предлагают пожертвовать немного на развитие музея. Хотя смотрительница, похоже, согласилась бы пустить меня и вовсе бесплатно. Трудно представить, насколько ей скучно в будние дни. Я не просил об экскурсии, но она мне ее тут же устраивает — опять же, без дополнительной платы. Видно, что она очень гордится музеем, хотя временами ей неловко:

– Вот тут пустое место на полу — это у нас тут жил кабанчик. Мы его пока перенесли в экспозицию, посвященную творчеству местного таксидермиста. А тут у нас обычно стояла лодка, но ее тоже нет, она в другой экспозиции, про рыбалку. Зимняя рыбалка не очень популярна, а летнюю люди любят, вот мы эту экспозицию даже лодкой обогатили.

Разговор заходит не только об искусстве выставлять артефакты, но и об искусстве управлять бюджетным учреждением.

– У нас очень интересно, но нам не хватает сотрудников, не хватает волонтеров, — попутно сетует смотрительница, — вот бы кто из города приехал. Вы напишите. Может, приедут. До нас ведь не очень трудно доехать, да и дорога приятная, да?

Последнее произнесено почти умоляюще, и я соглашаюсь что да, хотя на самом деле до Чёрмоза от Перми четыре часа на автобусе, и в жаркий летний день это не очень весело и приятно.

– А что такое у вас стоит вдоль фасада? — вспоминаю я про арт-объекты на улице.

— А, это… Это нам подарили, — смущается смотрительница. Видно, тут отношение к паблик-арту тоже неровное, как и в Перми. — Большой такой раструб называется «Звуки тишины». На самом деле, к узкому концу раструба нужно прикладывать ухо и слушать уличную тишину. Но этого никто не понимает. Мальчишки думают, что это мегафон и в него нужно кричать во все горло.

— Я вас очень понимаю, — искренне говорю я.

— А еще якорь, — подумав, продолжает смотрительница, — Ну, якорь и якорь. Но вообще, мы для него сами придумали значение. Мы придумали, что он как бы говорит: «Не уезжайте из Чёрмоза. Бросьте здесь якорь, останьтесь. У нас ведь хорошо».

И ведь правда.